Персонаж романа «Двенадцать стульев» Киса Воробьянинов: биография и интересные факты. Ипполит матвеевич воробьянинов Рассказывает Марк Захаров

Кому не знакомы такие слова:

— гигант мысли, отец русской демократии и особа, приближенная к императору.

И в этом же ряду:

— подайте что-нибудь бывшему депутату Государственной Думы.

Да, все это из «Двенадцати стульев» И. Ильфа и Е. Петрова.

Больше того, всякий мало-мальски грамотный человек скажет, что первую фразу произносил Остап Бендер, а вторая принадлежит Кисе, Ипполиту Матвеевичу Воробьянинову, вынужденному просить милостыню у курортной публики в Пятигорске летом 1927 года. То есть, действие знаменитого романа происходит ровно 90 лет назад.

Известно из многих литературоведческих статей и работ историков, что поводом к написанию романа стали события, связанные с полным низвержением в том году с партийного и государственного пьедестала демона революции, ее «пламенного оратора и недюжинного организатора» Льва Троцкого. Вовсе ведь не случайно авторы назвали Бендера великим комбинатором, а пара – Остап и Ипполит Матвеевич – после их встречи в Старгороде в дворницкой Тихона и заключения договора о поиске сокровищ, стала именоваться «концессионерами».

Так вот, первый, кто открыто назвал Троцкого и его сторонников комбинаторами, с помощью «своих комбинаций» пытавшихся захватить власть в стране и партии, был не кто иной, как товарищ Сталин. А после попытки уличных столкновений и беспорядков в Москве (чем не Навальный того времени?) 7 ноября 1927 года не удалось переломить ситуацию в пользу левой оппозиции, которую он возглавлял, Троцкий был выведен из состава Исполкома Коминтерна и лишен поста Председателя Главконцескома СССР. Таким образом, западные концессионеры лишились своего мощного покровителя, который утверждал, что средства от деятельности концессий — то есть, разработки месторождений золота и других драгметаллов – надо направлять, прежде всего, на дело мировой революции, а не построение социализма в Советском союзе .

Именно в 1927 году Ильф и Петров получили госзаказ на сатирическое произведение, разоблачающее Троцкого и троцкизм. И заказ этот они выполнили блестяще, что является бесспорным «научно-медицинским фактом». Так что с политическим прототипом Остапа все вроде бы понятно. А кто же Воробьянинов, бывший старгородский предводитель дворянства? Можно конечно сказать, что он – собирательный образ человека «из бывших», предельно окарикатуренный и высмеянный, личность жалкая и практически лишенная положительных качеств. Все так. Однако и у Ипполита Матвеевича тоже есть реальный и в чем-то очень узнаваемый прототип, причем, выпустивший в год написания романа свое интересное и по-своему тоже захватывающее произведение. Правда, вышло оно за границей и у нас никакого хождения не имело.

Речь идет о книге Василия Витальевича Шульгина (1878-1976) «Три столицы». Он действительно бывший депутат Государственной Думы предреволюционной России, журналист, редактор и владелец известной в начале прошлого века газеты «Киевлянин», аристократ и помещик. Более того, он действительно лично знал императора Николая II и даже был свидетелем его отречения от престола. Потом прославился как организатор Белого движения на юге России и эмигрировал в 1920 году. В общем, личность совсем не жалкая. Но в конце 1925 и начале 1926 года ему удалось нелегально побывать в СССР – в Киеве, Москве и Ленинграде – и выпустить книгу впечатлений, вызвавшую огромный интерес у эмигрантских читателей. Но как же Шульгин попал на свою бывшую родину и беспрепятственно вернулся на Запад?

Дело в том, что в начале 20-х годов чекисты перевербовали бывшего действительного статского советника и монархиста Александра Александровича Якушева, входившего в ядро МОЦРа – подпольной Монархической организации центральной России. На ее основе они создали подконтрольную им и управляемую организацию «Трест», наладившую с помощью Якушева тесные контакты с эмигрантами-монархистами. Прежде всего, сторонниками великого князя Николая Николаевича, бывшего в начале Первой мировой войны главнокомандующим русской армии и с 1924 года близкого Русскому общевойсковому союзу под командованием барона Врангеля. В то время РОВС объединял 100 тысяч военных, прежде всего, офицеров, прошедших Мировую и Гражданскую войны.

«Трест» как раз и организовал Шульгину поездку на родину, в результате чего в начале 1927 года в Париже вышла его книга «Три столицы». Но при чем тут «Двенадцать стульев» и Ильф с Петровым, спросит читатель. Как мы уже говорили, этот роман, популярные цитаты из которого широко разошлись в народе, стал при этом одним их самых зашифрованных произведений отечественной литературы. Это с одной стороны. А с другой, такой глубокий исследователь потаенных смыслов знаменитых классических произведений, как психолог-литературовед Олег Давыдов, в своей работе «Герметический стул» утверждает, что даже сами Ильф и Петров, кажется, порой не имели понятия о том, куда они, ткнув пальцем в небо, попали:

— Роман начинается с описания уездного города N, где «было так много парикмахерских заведений и бюро похоронных процессий, что, кажется, жители города рождаются лишь затем, чтобы побриться, остричься, освежить голову вежеталем и сразу же умереть». Это лишь первые строки романа, но и в дальнейшем описывается какое-то царство мертвых.

С О. Давыдовым нельзя не согласиться – зашифровка смыслов в романе, имеющая порой двойное-тройное дно, – едва ли не основной метод Ильфа и Петрова. Но давайте откроем шульгинские «Три столицы» и прочтем о его впечатлениях от посещения старого киевского кладбища:

— Я взял вправо. И на этой аллее я видел то, чего больше нигде в России не увидите: я видел чины, ордена, мундиры… Все это высечено на мраморе плит и памятников, сохранено в надгробных изображениях. Царство мертвых сберегло прежнюю жизнь.

Для чего я пришел сюда?

Очевидно, для того, чтобы сказать: «Там далеко, откуда я пришел, там есть еще эта жизнь, ваша жизнь, - мертвые! Пошлите же через меня ей свой загробный привет».

Впечатление, что, сочиняя свои «стулья», Ильф и Петров постоянно заглядывали в текст Шульгина. Вот, допустим, «трестовцы» снабдили известного русского националиста Шульгина паспортом на имя еврея, госслужащего Эдуарда Эмильевича Шмитта, а Воробьянинову Бендер вручает профсоюзный билет, выписанный совторгслужащему Конраду Карловичу Михельсону, 48 лет. Заметим, точный возраст Шульгина во время посещения им СССР. Или такая, вроде бы целиком сочиненная писателями, деталь, связанная с посещением московского ресторана «Прага». Воробьянинов:

– Однако, – пробормотал он, – телячьи котлеты два двадцать пять, филе – два двадцать пять, водка – пять рублей.

Ну и что, вновь скажет читатель. Но давайте прочтем у Шульгина «отчет» о его посещении самой заурядной киевской едальни:

— Мой обед стоил сорок копеек «золотом», что равняется цене дешевых обедов в европейских странах. Такой обед в такой обстановке стоил в России при царях двадцать - двадцать пять копеек.

Таким образом, социализм пока дал следующий результат. Интегральный коммунизм уничтожил все и вызвал повальный голод. Нэп, т. е. попытка вернуться к старому положению, но не совсем, - вернул жизнь, но тоже «не совсем», а именно: жизнь стала вдвое дороже, чем была при царях.

Отметим, у Ильфа и Петрова начисто, по вполне понятным причинам, отсутствуют антисоветские обобщения, коих у Шульгина полно. Допустим, его гневная реакция на памятник Александру III на площади Восстания в Ленинграде, вернее, новую надпись на памятнике, заменившую прежнюю – «Строителю Великого Сибирского Пути»:

Я подошел к памятнику и прочел надпись, которая заменила прежнюю надпись, сочиненную Демьяном Бедным:

Мой сын и мой отец при жизни казнены.
А я пожал удел посмертного бесславья:
Торчу здесь пугалом чугунным для страны,
Навеки сбросившей ярмо самодержавья.

Когда я прочел эту издевательскую надпись, все бешенством застонало у меня внутри.

И стиснув зубы, я проскрежетал ответ Демьяну Бедному:

Не то беда, что беден ты, Демьян,-
Бывало, на мозги богат иной бедняк;
Не то беда, что у тебя в душе кабак
И что блюешь на мир ты, «Ленинизмом» пьян.

А то беда, что ты - природный хам;
Что, подарив плевки царям,
Ты лижешь, пес, под кличкою Демьяна,
Двуглавый зад Жида и Чингисхана!..

В последней строке прямое указание на Троцкого и Сталина, прекрасно понятное современникам Шульгина. Но вряд ли Ильфу и Петрову, по вполне понятным причинам, для сочинения «Двенадцати стульев» дали полный текст «Трех столиц». К слову сказать, их автор, спустя десятилетия, живя в Советском союзе, очень сожалел, что так грубо и вульгарно откликнулся на стих Демьяна Бедного. А вот некоторые «дозированные», без злобных характеристик Ленина и большевиков, фрагменты из книги белоэмигранта вполне могли и предоставить молодым сатирикам, тем более, к тому времени в «Правде» уже был опубликован фельетон знаменитого в те годы журналиста Михаила Кольцова «Дворянин на родине» о поездке Шульгина.

Так, все помнят историю с походом в ресторан Ипполита Матвеевича и студентки Елизаветы Петровны («Веселая царица была Елисавет…»), она же «бедная Лиза». После возлияний в «Праге» немолодой ловелас стал грубо приставать к юной особе, предлагая тут же поехать в нумера. Но она оттолкнула его, ударив кулачком по лицу. А вот шульгинские наблюдения и размышления на волнующую автора тему свободной любви:

— На Невском я оформил наблюдение, которое я сделал еще раньше. Свободная любовь - свободною любовью в социалистической республике. Но порнография, должно быть, преследуется. Ибо нигде я не видел даже того, чем пестрят витрины всех городов Западной Европы. Голости совсем не замечается.

То же самое надо сказать насчет уличной проституции.

В былое время с шести часов вечера на Невском нельзя было протолпиться. Это была сплошная толпа падших, но милых созданий. Сейчас ничего подобного нет. Говорят, они переместились и по преимуществу рыскают около бань. Другие объясняют, что вообще проституция сократилась, дескать, мол, нет в ней нужды: и так все доступно. Но это, конечно, преувеличено. Мне кажется, что в этом вопросе что-то произошло. А что именно, я дешифрировать не мог.

Разве не достаточно сходств, прямых аллюзий и даже текстуальных совпадений из двух книг? Ясно одно, они вовсе, повторим, не случайны. Но пока Ильф и Петров в ударном темпе трудились над своим романом, произошли важные изменения и в жизни его героев, и в политической обстановке в целом. Во-первых, благодаря перебежавшему в Финляндию агенту ОГПУ Опперпуту-Стауницу, авантюристу и личности довольно темной, «Трест» был разоблачен, что нанесло потом серьезный удар по репутации Шульгина – Кисы Воробьянинова в исполнении сатириков. Троцкий – великий комбинатор Бендер – был выслан сперва из Москвы, а затем и из страны. Но, самое удивительное, кровавый финал «Двенадцати стульев» оказался для него провидческим и демон революции через 13 лет погиб в результате удара ледорубом по голове, а не бритвой по горлу, как в романе.

Трагично сложилась и судьба остальных участников исторических событий. Все чекисты-создатели «Треста», который лопнул, не пережили 1937 года. Они были расстреляны в результате жестоких политических разборок и чисток. Умер в том же году в лагере и Якушев. Расстрелян был и фельетонист Михаил Кольцов. Рано ушли из жизни Ильф и Петров. Первый умер от болезни перед войной, второй, ставший военным корреспондентом, погиб в авиакатастрофе в 1944 году.

И лишь Шульгин-Воробьнинов дожил до глубокой старости и скончался уже в годы брежневского застоя. Он стал в 1961 году почетным гостем XXII съезда КПСС, утвердившего программу построения коммунизма в стране. После паспорта на имя Шмитта это была вторая лукая насмешка судьбы над престарелым националистом и монархистом. Однако перед этим он отсидел 13 лет во Владимирском централе за активную антисоветскую деятельность, которую вел с 1907 по 1937 год, во всяком случае, так значилось в приговоре. Редкий случай, когда борьбу с советской властью начинают за 10 лет до ее официального провозглашения .

Однако «Трест» и трестовцы сыграли важную роль в хорошо задуманном и великолепно исполненном многоходовом спектакле. Потому, что у них была, прямо по Станиславскому, сверхзадача – предотвратить как террористическую, так и реальную войну против Советского союза в 20-е годы. Благодаря, в том числе, и Шульгину, написавшему по их просьбе книгу, хотя и антисоветскую, но, тем не менее, проникнутую любовью к России. Ведь заканчивается она такими словами автора, сказанными им одному из людей, что встретил его после пребывания в СССР:

— Когда я шел туда, у меня не было родины, сейчас она у меня есть.

Несмотря ни на что, многих в эмиграции его книга заставила пересмотреть свои взгляды и позицию в отношении родины. Сказалось это потом и на отказе немалого их числа сотрудничать с немцами во время войны.

Что ж, то была трагическая, но великая история. Завершилась ли она окончательно? Вряд ли. Фарсово изображенную Ильфом и Петровым сцену монархического собрания союза «Меча и орала» кое-кто пытается разыграть и в наши дни. Порой даже кажется, что сейчас, в год столетия революции, появится, кроме известной, но уже сомнительной в своей чистоте происхождения, династии Кирилловичей во главе с Марией Владимировной и еще какой-нибудь шутовской Чингизид Рюрикович Голштинский-Годунович с бутафорской шапкой Мономаха. Ведь нечто подобное все наблюдали несколько лет назад на телеэкране, когда Геннадий Хазанов попытался водрузить эту шапку на чело Путину. Но тот сам ловко перехватил инициативу, надев «головной убор» на пародиста. Так и с монархией на сегодняшний день…

Происходил из старгородских дворян, после революции 1917 года перебрался в уездный город N (то есть маленький провинциальный городок) и работал в ЗАГСе , где управлял столом регистрации смертей и браков. Жил вместе с тёщей, Клавдией Ивановной Петуховой.

Перед смертью тёща призналась Ипполиту Матвеевичу в том, что спрятала свои дореволюционные фамильные драгоценности в одном из двенадцати стульев гарнитура работы мастера Гамбса . Поиски сокровища и составляют сюжет романа «12 стульев ».

Детское прозвище Ипполита, Киса, очень понравилось его компаньону, Остапу Бендеру , и тот частенько звал его так, хотя не скупился и на другие прозвища, вроде «фельдмаршал», «предводитель команчей» и тому подобные.

Послушайте, - сказал вдруг великий комбинатор, - как вас звали в детстве?
- А зачем вам?
- Да так! Не знаю; как вас называть. Воробьяниновым звать вас надоело, а Ипполитом Матвеевичем слишком кисло. Как же вас звали? Ипа?
- Киса, - ответил Ипполит Матвеевич, усмехаясь.
- Конгениально!

О судьбе Ипполита Матвеевича после событий романа «12 стульев » нет никаких данных. Он лишь один раз мельком упоминается Остапом Бендером в романе «Золотой телёнок ».

Был такой взбалмошный старик, из хорошей семьи, бывший предводитель дворянства, он же регистратор загса, Киса Воробьянинов. Мы с ним на паях искали счастья на сумму в сто пятьдесят тысяч рублей.

Внешность и привычки

Отправляясь на поиски сокровищ, Ипполит Матвеевич красит волосы в «радикальный чёрный цвет», но после умывания на следующий же день его волосы становятся зелёными и ему приходится побриться наголо и сбрить усы.

Вытираться было приятно, но, отняв от лица полотенце, Ипполит Матвеевич увидел, что оно испачкано тем радикально черным цветом, которым с позавчерашнего дня были окрашены его горизонтальные усы. Сердце Ипполита Матвеевича потухло. Он бросился к своему карманному зеркальцу. В зеркальце отразились большой нос и зеленый, как молодая травка, левый ус. Ипполит Матвеевич поспешно передвинул зеркальце направо. Правый ус был того же омерзительного цвета. Нагнув голову, словно желая забодать зеркальце, несчастный увидел, что радикальный черный цвет еще господствовал в центре каре, но по краям был обсажен тою же травянистой каймой.

Из привычек Ипполита Матвеевича известно его обыкновение произносить по утрам «бонжур» (то есть фр. bonjour ) если он «проснулся в добром расположении», или «гут морген» (нем. guten Morgen ) если «печень пошаливает, 52 года - не шутка и погода нынче сырая».

Прошлая жизнь

В первоначальной, полной версии романа Двенадцать стульев (1928), приведены подробности из прошлой жизни Ипполита Матвеевича Воробьянинова. Эта целиком изъятая глава представляет собой отдельное повествование, с совершенно другим образом Ипполита Матвеевича. Здесь герой представлен как романтик-авантюрист. Если считать информацию из этой главы состоятельной, то «Ипполит Матвеевич Воробьянинов родился в 1875 году в Старгородском уезде в поместье своего отца Матвея Александровича, страстного любителя голубей.» То есть на момент главного действия романа ему было чуть за 50.

Ярким событием из прошлого Ипполита Матвеевича явился скандальный роман с женой окружного прокурора Еленой Станиславовной Боур, закончившийся отъездом обоих в Париж.

На масленицу 1913 года в Старгороде произошло событие, возмутившее передовые слои местного общества… В момент наивысшей радости раздались громкие голоса… В залу вошел известный мот и бонвиван, уездный предводитель дворянства Ипполит Матвеевич Воробьянинов, ведя под руки двух совершенно голых дам. Позади шел околоточный надзиратель в шинели и белых перчатках, держа под мышкой разноцветные бебехи, составлявшие, по-видимому, наряды разоблачившихся спутниц Ипполита Матвеевича.

Был 1913 год . Двадцатый век расцветал…
Ипполит Матвеевич, сидя на балконе, видел в своем воображении мелкую рябь остендского взморья, графитные кровли Парижа, темный лак и сияние медных кнопок международных вагонов, но не воображал себе Ипполит Матвеевич (а если бы и воображал, то всё равно не понял бы) хлебных очередей, замерзшей постели, масляного каганца, сыпно-тифозного бреда и лозунга «Сделал свое дело - и уходи» в канцелярии загса уездного города N.
Не знал Ипполит Матвеевич… и того, что через четырнадцать лет ещё крепким мужчиной он вернётся назад в Старгород и снова войдёт в те самые ворота, над которыми он сейчас сидит, войдёт чужим человеком, чтобы искать клад своей тёщи, сдуру запрятанный ею в гамбсовский стул, на котором ему так удобно сейчас сидеть…

Будучи лишенным в всех средств, Ипполит Матвеевич принял свою участь со смиренным достоинством. Когда же перед ним в 1927 году вдруг замаячил шанс вернуть прежнюю роскошную жизнь, он очертя голову бросился на поиски своих сокровищ, будучи совершенно неприспособленным к этому.

Описанный образ повесы никак не вяжется с блеклым законопослушным обывателем, в которого превратился Ипполит Матвеевич после революции. В романе «предводитель дворянства» представлен жалкой фигурой из прошлого, которой не место в новой жизни. Он страдает (по словам Остапа) «организационным бессилием» , подвергается унижениям, опускается до попрошайничества, воровства, а в конце он становится убийцей.


Прошлое регистратора загса Пол: мужской Национальность: русский Место жительства: СССР , уездный город N Возраст: около 52 лет Дата рождения: Место рождения: поместье Старгородского уезда Дата смерти: после Семья: жена - помещица Мари Петухова (ум. 1914) Дети: нет Прозвище: Киса Должность: уездный предводитель дворянства , затем регистратор загса Род занятий: совслужащий Роль исполняет: Николай Боярский
Рон Муди
Сергей Филиппов
Анатолий Папанов
Геннадий Скарга
Илья Олейников Викицитатник Цитаты в Викицитатнике

Ипполи́т Матве́евич Воробья́нинов ( , Старгородский уезд - после ), по прозвищу Ки́са - персонаж романа «Двенадцать стульев » () Ильи Ильфа и Евгения Петрова .

Образ

На второй день после встречи с Остапом Бендером, Воробьянинов получил от него профсоюзную книжку «члена союза совторгслужащих». Отныне формально он действует в романе, по аттестации Остапа, как «Конрад Карлович Михельсон, сорока восьми лет, холост, член союза с тысяча девятьсот двадцать первого года, в высшей степени нравственная личность, мой хороший знакомый, кажется друг детей…». Иногда компаньон именует его «либер фатер Конрад Карлович», «гражданин Михельсон».

После переезда концессионеров в Москву между ними произошел разговор:

Послушайте, - сказал вдруг великий комбинатор, - как вас звали в детстве?
- А зачем вам?
- Да так! Не знаю; как вас называть. Воробьяниновым звать вас надоело, а Ипполитом Матвеевичем слишком кисло. Как же вас звали? Ипа?
- Киса, - ответил Ипполит Матвеевич, усмехаясь.
- Конгениально!

Детское прозвище Ипполита, Киса, очень понравилось Остапу Бендеру . Компаньон частенько звал его так, хотя не скупился и на другие прозвища, вроде «фельдмаршал», «предводитель команчей» и тому подобные.

О судьбе Ипполита Матвеевича после событий романа «12 стульев » () нет никаких данных. Он лишь один раз мельком упоминается Остапом Бендером в романе «Золотой телёнок ».

Был такой взбалмошный старик, из хорошей семьи, бывший предводитель дворянства, он же регистратор загса, Киса Воробьянинов. Мы с ним на паях искали счастья на сумму в сто пятьдесят тысяч рублей.

Внешность и привычки

Отправляясь на поиски сокровищ, Ипполит Матвеевич красит волосы в «радикальный чёрный цвет», но после умывания на следующий же день его волосы становятся зелёными и ему приходится побриться наголо и сбрить усы.

Вытираться было приятно, но, отняв от лица полотенце, Ипполит Матвеевич увидел, что оно испачкано тем радикально черным цветом, которым с позавчерашнего дня были окрашены его горизонтальные усы. Сердце Ипполита Матвеевича потухло. Он бросился к своему карманному зеркальцу. В зеркальце отразились большой нос и зеленый, как молодая травка, левый ус. Ипполит Матвеевич поспешно передвинул зеркальце направо. Правый ус был того же омерзительного цвета. Нагнув голову, словно желая забодать зеркальце, несчастный увидел, что радикальный черный цвет еще господствовал в центре каре, но по краям был обсажен тою же травянистой каймой.

Из привычек Ипполита Матвеевича известно его обыкновение произносить по утрам «бонжур» (то есть фр. bonjour ) если он «проснулся в добром расположении», или «гут морген» (нем. guten Morgen ) если «печень пошаливает, 52 года - не шутка и погода нынче сырая».

Прошлая жизнь

В рассказе «Прошлое регистратора загса», напечатанном через год () после публикации первоначальной версии романа Двенадцать стульев , приведены подробности из прошлой жизни Ипполита Матвеевича Воробьянинова. Этот рассказ представляет собой отдельное повествование, с совершенно другим образом Ипполита Матвеевича. Здесь герой представлен как гуляка-авантюрист. Если считать информацию из этого рассказа состоятельной, то «Ипполит Матвеевич Воробьянинов родился в 1875 году в Старгородском уезде в поместье своего отца Матвея Александровича, страстного любителя голубей.» То есть на момент главного действия романа ему было 52 года.

Ярким событием из прошлого Ипполита Матвеевича явился скандальный роман с женой окружного прокурора Еленой Станиславовной Боур, закончившийся отъездом обоих в Париж.

Продолжение этой истории так описал фантаст Сергей Синякин : «Даже в самый разгар войны А.Гитлер не оставлял попыток завладеть знаменитой Старгородской коллекцией марок. Захватив в плен сына советского руководителя - Якова Джугашвили , Гитлер через разведку предложил обменять его на две марки из коллекции И. М. Воробьянинова. Сталин долго раздумывал, расхаживая по кабинету и дымя трубкой. Остановившись перед ожидающим ответа Г. Жуковым , он вытащил трубку изо рта и глухо сказал: „Я лейтенантов на фельдмаршалов не меняю “».

Ключевые фразы

  • - Я думаю, что торг здесь неуместен.
  • - Господа! Неужели вы будете нас бить?
  • - Же не манж па сис жюр.
  • - Дааа, уж!
  • - Поедем в номера!
  • - Хааммыы!!!
  • - Однако!

Экранизации и роли

  • Телеспектакль «Двенадцать стульев » . Реж. Александр Белинский .
  • Фильм «Двенадцать стульев » . Реж. Мел Брукс . В ролях: Франк Ланджелла - Остап Бендер , Рон Муди - Киса Воробьянинов .
  • Фильм «Двенадцать стульев » . Реж. Леонид Гайдай . В ролях: Арчил Гомиашвили - Остап Бендер , Сергей Филиппов - Киса Воробьянинов .
  • Фильм-мюзикл «Двенадцать стульев » . Реж. Марк Захаров . В ролях: Андрей Миронов - Остап Бендер , Анатолий Папанов - Киса Воробьянинов .
  • Фильм-мюзикл «Двенадцать стульев » . Реж. Максим Паперник . В ролях: Фоменко, Николай Владимирович - Остап Бендер , Олейников, Илья Львович - Киса Воробьянинов .
  • Мюзикл "Двенадцать стульев" (музыкальный спектакль, 2003). Режиссёр - Тигран Кеосаян, композитор – И. Зубков, автор либретто – А. Вулых. В ролях: Джемал Тетруашвили - Остап Бендер, Балалаев Игорь Владимирович - Ипполит Матвеевич.

См. также

  • Памятники героям произведений Ильфа и Петрова в Харькове

Примечания

Ссылки

Киса, Отец русской демократии, Предводитель дворянства (хоть и бывший) — какие только прозвища не давали своему герою Илья Ильф и Евгений Петров. Кстати, когда писатели только задумывали книгу «12 стульев», Ипполит Воробьянинов должен был стать главным ее персонажем, а сын турецко-подданного Остап-Сулейман-Берта-Мария Бендер-бей — второстепенным. Но первоначальную задумку пришлось изменить. В любом случае, яркая фигура Воробьянинова вызывает у читателя такой же интерес, как и образ его коллеги-концессионера Остапа. Так что было бы не справедливо не отыскать прототип Ипполита Матвеевича.

Лишенный революцией 1917 года положения предводителя местного дворянства, Ипполит Матвеевич перебрался в уездный город N, где работал регистратором в ЗАГСе. Проживал он вместе с тёщей, которая, как мы помним, на смертном одре призналась, что спрятала свои фамильные драгоценности в одном из стульев работы мастера Гамбса. Так начался авантюрный роман про искателей приключений. Из книги мы знаем, что Ипполит Матвеевич — это высокий (185 см) седой старик, который носит ухоженные усы, красит волосы в «радикальный чёрный цвет». А теперь еще ближе к тексту:

«Ипполит Матвеевич проснулся в половине восьмого и сразу же просунул нос в старомодное пенсне с золотой дужкой. Очков он не носил. Однажды, решив, что носить пенсне не гигиенично, Ипполит Матвеевич направился к оптику и купил очки без оправы, с позолоченными оглоблями. Очки с первого раза ему понравились, но жена нашла, что в очках он - вылитый Милюков, и он отдал очки дворнику».

Именно из-за указанного авторами сходства со знаменитым историком и политиком Павлом Милюковым многие читатели решили, что прототипом Воробьянинова был Нобелевский лауреат по литературе, знаменитый русский писатель Иван Бунин. Иван Алексеевич и правда был внешне немного похож на демократа Милюкова. Впрочем, в слабохарактерном Кисе довольно мало общих черт с литературным гением Бунина. Может быть поэтому некоторые читатели усмотрели однозначное сходство Воробьянинова с другим русским писателем — Алексеем Толстым.

А вот жители Вятки уверены, что прототипом Кисы Воробьянинова стал их земляк — Николай Дмитриевич Стахеев. Это был один ярчайших представителей знаменитой династии елабужских купцов Стахеевых. Николай обладал неординарными коммерческими способностями. В начале XX века годовой оборот его торговой фирмы составлял 80 миллионов рублей. Перед Первой Мировой войной Стахеев уехал с семьей во Францию, в Европе же он встретил Октябрьскую революцию — известие это, конечно же, не порадовало купца, так как все его капиталы были национализированы. В голове Стахеева созрел опасный, но единственный верный план. В 1918 году Стахеев тайно вернулся в Москву, чтобы забрать из тайника своего дома на Басманной улице серебро и драгоценности. Однако на выходе из усадьбы купец вместе со всем кладом был задержан сотрудниками ГПУ. Стахеев на допросе предложил Феликсу Дзержинскому сделку: он говорит, где в доме спрятаны ценности, а ему назначают пенсию или дают возможность уехать. Дзержинский якобы принял условия бывшего промышленника. Говорили, что Стахеев до конца своих дней получал пенсию, а на часть «найденных» сокровищ был построен Дом Культуры железнодорожников на современной Комсомольской площади в Москве.

Но наиболее правдоподобной нам кажется версия, согласно которой прообразом ‘предводителя дворянства’ был Евгений Петрович Ганько — глава Полтавской земской управы. О нем осталось совсем немного сведений — лишь воспоминания его племянников братьев Катаевых и одного из авторов «12 стульев» Евгения Петрова.

Евгений Ганько был вдовцом и жил с сестрой своей покойной жены. Она управляла его хозяйством, так как зачастую Евгений уезжал в путешествия по экзотическим странам: Китаю, Японии, Индии. Валентин Катаев вспоминал, что очень часто возвращаясь из очередного путешествия, Ганько заезжал к ним в гости и привозил гостинцы: японские лакированные пеналы, страусовые яйца, портсигары с изображением жука-скарабея и так далее. Евгений носил золотое пенсе, которое на нем выглядело особенно эффектно. К старости Ганько осел в Полтаве, развлекая себя просмотром старых французских журналов или расфасовкой своих марок. К слову, он был большим коллекционером.

Евгений Петров говорил, что его дядя (Евгений Ганько) любил щегольнуть перед барышнями и пустить им пыль в глаза. Его образ лег как «листик бумаги в стопочку». Исходя из всего этого, можно смело утверждать, что именно Евгений Ганько стал прообразом для Кисы Воробьянинова.