Пушкин А.С. повесть «Капитанская дочка»: Краткое содержание.

Повествование ведется от первого лица главного героя повести Петра Андреевича Гринева в виде семейных записок.

Глава 1. Сержант гвардии.

В этой главе Пушкин знакомит читателя с Петром Гриневым. В его семье было 9 детей. Однако все умерли будучи еще младенцами, и в живых остался только Петр. Отец Петра некогда служил, но теперь вышел в отставку. Петра записали до его рождения в Семеновский полк. Пока мальчик рос, он числился в своем полку как отпущенный в отпуск. У мальчика был дядька Савельич, который и занимался его воспитанием. Он научил мальчика русской грамоте и письму, дал знания о борзых. Через определенное время Петру присылают француза в качестве учителя. Звали француза Бопре. В его обязанности входило научить мальчика французскому и немецким языкам, а так же дать образование и в области других наук. Однако француза больше заботили выпивка и девки. Когда отец Петра заметил нерадивость француза, он его выгнал. В 17 лет отец отправил Петра служить в Оренбург, хотя юноша надеялся служить в Петербурге. В момент наставлений перед отъездом отец сказал сыну, что нужно беречь «платье снову, а честь смолоду » (Примечание автора: Впоследствии эти слова из произведения Пушкина «Капитанская дочка » стали крылатой фразой). Петр покинул родные места. В Симбирске юноша посетил трактир и там познакомился с ротмистром Зуриным. Зурин научил Петра играть в бильярд, а потом напоил его и выиграл у Петра 100 рублей. Пушкин писал, что Петр «вел себя, как мальчишка, вырвавшийся на волю «. Утром, несмотря на активное сопротивление Савельича, Гринев выплачивает проигранные деньги и покидает Симбирск.

Глава 2. Вожатый.

Гринев понимал, что он поступил неправильно, когда прибывал в Симбирске. Поэтому он попросил прощения у Савельича. Во время бури путешественники сбились с пути. Но тут они заметили человека, «сметливость и тонкость чутья » были подмечены Петром и восхитили. Гринев попросил этого человека проводить их до ближайшего дома, готового принять их. В пути Гриневу приснился странный сон, в котором он вернулся в свою усадьбу и нашел своего отца умирающим. Петр попросил отца о благословении, но неожиданно вместо него он увидел мужика с черной бородой. Мама Пети ту же попыталась объяснить кто этот человек. По ее словам это был якобы его посаженный отец. Тут мужик вдруг вскочил с постели, схватил топор и стал им размахивать. Комната заполнилась мертвецами. Мужик улыбнулся юноше и позвал для своего благословения. Тут сон оборвался. Прибыв на место, Гринев пригляделся к человеку, что согласился их проводить. Так Пушкин описал вожатого: «Он был лет сорока, росту среднего, худощав и широкоплеч. В черной бороде его показалась проседь, живые большие глаза так и бегали. Лицо его имело выражение довольно приятное, но плутовское. Волоса были острижены в кружок, на нем был оборванный армяк и татарские шаравары «. Мужик с черной бородой, т.е. вожатый, разговаривал с хозяином постоялого двора на непонятном, иносказательном для Петра, языке: «В огород летал, конопли клевал; швырнула бабушка камешком, да мимо «. Гринев решил угостить вожатого вином и подарил ему перед расставанием заячий тулуп, чем вновь вызвал негодование Савельича. В Оренбурге друг отца, Андрей Карлович Р. отправил Петра служить в Белгорскую крепость, которая находилась в 40 верстах от Оренбурга.

Глава 3. Крепость.

Гринев прибыл в крепость и нашел ее похожей на небольшую деревушку. В ней всем заправляла жена коменданта крепости Василиса Егоровна. Петр познакомился с молодым офицером Алексеем Ивановичем Швабриным. Швабрин рассказал Гриневу об обитателях крепости, о заведенном порядке в ней и вообще о жизни в этих местах. Так же он высказал свое мнение о семье коменданта крепости и крайне нелестно о его дочери Мироновой Машеньке. Швабрина Гринев нашел не очень привлекательным молодым человеком. Он был «невысокого роста, с лицом смуглым и отменно некрасивым, но чрезвычайно живым «. Гринев узнал, что Швабрин попал в крепость из-за дуэли. Швабрина и Гринева пригласили на обед в дом коменданта Ивана Кузьмича Миронова. Молодые люди приняли приглашение. На улице Гринев увидел как проходили военные учения. Взводом инвалидов командовал сам комендант. Он был «в колпаке и китайчатом халате «.

Глава 4. Поединок.

Гринев все чаще стал посещать семейство коменданта. Ему нравилась эта семья. И нравилась Маша. Он посвятил ей стихи о любви. Петр стал офицером. Он в начале с удовольствием общался со Швабриным. Но его колкие замечания в адрес любимой девушки стали раздражать Гринева. Когда же Петр показал свои стихи Алексею и Швабрин их резко раскритиковал, а потом еще и позволил себе оскорбить Машу, Гринев назвал Швабрина лжецом и получил от Швабрина вызов на дуэль. Узнав о дуэле, Василиса Егоровна приказала арестовать молодых офицеров. Девка Палашка забрала у них шпаги. А позже Маша рассказала Петру, что Шввабрин некогда сватался к ней, но она ему отказала. Вот почему Швабрин ненавидел девушку и бросал в ее адрес бесконечные колкости. Еще спустя некоторое время дуэль возобновилась. В ней Гринев оказался ранен.

Глава 5. Любовь.

Савельич и Маша стали ухаживать за раненым. В этот момент Гринев решился признаться Машеньке в своих чувствах и сделать ей предложение. Маша согласилась. Тогда Гринев отправил письмо отцу с просьбой благословить его на брак с дочерью коменданта крепости. Ответ пришел. И из него выяснилось, что отец отказывает своему сыну. Мало того, он откуда-то узнал про дуэль. Савельич не сообщал о дуэле Гриневу старшему. Поэтому Петр решил, что это дело рук Швабрина. А между тем Швабрин пришел навестить Петра и попросил у него прощения. Он сказал, что он виноват перед Петром за все случившееся. Однако Маша не желает выходить замуж без благословения отца и потому она стала избегать Гринева. Гринев тоже перестал посещать дом коменданта. Он упал духом.

Глава 6. Пугачевщина

Комендант получил письмо от генерала, в котором сообщалось, что сбежавший донской казак Емельян Пугачев собирает злодейскую шайку и посему необходимо укрепить крепость. Тут же сообщалось, что Пугачеву уже удалось разграбить несколько крепостей, а офицеров повесить. Иван Кузьмич собрал военный совет и просил всех держать это известие в тайне. Но Иван Игнатьевич случайно проболтался Василисе Егоровне, а та попадье и в результате по крепости распустились слухи о Пугачеве. Пугачев подсылал лазутчиков в селения казаков с листовками, в которых угрожал поевсить тех, кто не признает его государем и не примкнет к его шайке. А от офицеров требовал сдачи крепости без боя. Удалось поймать одного из таких лазутчиков, изувеченного башкирца. У бедного пленного не было носа, языка и ушей. По всему было видно, что бунтует не впервые и знаком с пытками. Иван Кузьмич по предложению Гринева решил утром отправить Машу из крепости в Оренбург. Гринев и Маша простились. Миронов хотел, чтобы и его супруга покинула крепость, но Василиса Егоровна твердо решила остаться с супругом.

Глава 7. Приступ.

Маша не успела покинуть крепость. Под покровом ночи казаки покинули Белогорскую крепость, чтобы перейти на сторону Пугачева. В крепости остались немногочисленные воины, которые были не в силах оказать сопротивления разбойникам. Они защищались как могли, но напрасно. Пугачев захватил крепость. Многие тут же присягнули разбойнику, который провозгласил себя царем. Он казнил коменданта Миронова Ивана Кузьмича и Ивана Игнатьевича. Следующим должны были казнить Гринева, но Савельич бросился в ноги Пугачеву и умолял оставить его в живых. Савельич даже пообещал за жизнь молодого барина выкуп. Пугачев согласился на такие условия и потребовал от Гринева поцеловать руку. Гринев отказался. Но Пугачев все равно помиловал Петра. Оставшиеся в живых солдаты и жители крепости перешли на сторону разбойников и на протяжении 3-х часов целовали руку новоиспеченного государя Пугачева, который восседал в кресле на крыльце комендантского дома. Разбойники всюду грабили, вытаскивая из сундуков и шкафов различное добро: ткани, посуду, пух и т.д. Василису Егоровну раздели догола и вывели в таком виде на публику, после чего убили. Пугачеву подвели белого коня и он уехал.

Глава 8. Незваный гость.

Гринев сильно переживал за Машу. Успела ли она спрятаться и что с ней? Он вошел в дом коменданта. Там все было разрушено, разграблено и переломано. Он вошел в комнату Марьи Ивановны, где встретил прятавшуюся Палашу. От Палаши он узнал, что Маша в доме попадьи. Тогда Гринев отправился в поповский дом. В нем шла попойка разбойников. Петр вызвал попадью. От нее Гринев узнал, что Швабрин присягнул Пугачеву и теперь отдыхает вместе с разбойниками за одним столом. Маша лежит на ее постели в полубреду. Пугачеву попадья заявила, что девушка приходится ей племянницей. К счастью Швабрин не выдал правды Пугачеву. Гринев вернулся к себе на квартиру. Там Савельич сообщил Петру, что Пугачев является их бывшим вожатым. За Гриневым пришли, сообщив, что его требует к себе Пугачев. Гринев повиновался. Войдя в помещение, Петра поразило, что «Все обходились между собою как товарищи и не оказывали никакого особенного предпочтения своему предводителю…Каждый хвастал, предлагал свои мнения и свободно оспаривал Пугачева «. Пугачев предложил спеть песню про висилицу, и бандиты запели: «Не шуми, мати зеленая дубравушка… » Когда гости разошлись окончательно, Пугачев попросил Гринева остаться. Между ними возник разговор, в котором Пугачев предложил Гриневу остаться при нем и служить ему. Петр честно заявил Пугачеву, что не считает его государем и не может служить ему, т.к. когда-то уже присягнул государыне. Он так же не сможет выполнить обещание не воевать против Пугачева, т.к. это его офицерский долг. Пугачев был поражен откровенностью и честностью Гринева. Он пообещал отпустить Гринева в Оренбург, но просил прийти утром проститься с ним.

Глава 9. Разлука.

Пугачев просит Гринева в Оренбурге посетить губернатора и передать ему, что уже через неделю государь Пугачев будет в городе. Он назначил комендантом Белогорской крепости Швабрина, так как сам должен уехать. Савельич тем временем составил список разграбленного барского добра и подал его Пугачеву. Пугачев, находясь в великодушном состоянии духа, вместо наказания решил подарить Гриневу коня и свою собственную шубу. В этой же главе Пушкин пишет, что Маша разболелась не на шутку.

Глава 10. Осада города.

Гринев, приехав в Оренбург, был отправлен к генералу Андрею Карловичу. Гринев просил дать ему солдат и позволить напасть на Белгородскую крепость. Генерал, узнав об участи семьи Мироновых и о том, что капитанская дочка осталась в руках разбойников, выразил сочувствие, но солдат дать отказался, ссылаясь на предстоящий военный совет. Военный совет, на котором «не было ни одного военного человека «, состоялся в тот же вечер. «Все чиновники говорили о ненадежности войск, о неверности удачи, об осторожности и тому подобном. Все полагали, что благоразумнее оставаться под укрытием пушек за крепкой каменной стеною, нежели на открытом поле испытать счастье оружия «. Одним из выходов чиновники увидели в назначении большой цены за голову Пугачева. Они полагали, что разбойники сами выдадут своего предводителя, соблазнившись на высокую цену. Между тем Пугачев сдержал свое слово и появился у стен Оренбурга ровно через неделю. Началась осада города. Жители жестоко страдали из-за голода и из-за дороговизны. Вылазки разбойников были переодическими. Гриневу было скучно и он часто катался на подаренной ему Пугачевым лошади. Однажды он наехал на казака, которым оказался урядник Белогорской крепости Максимыч. Он передал письмо Гриневу от Маши, в котором сообщалось, что Швабрин принуждает ее выйти за него замуж.

Глава 11. Мятежная слобода.

Чтобы спасти Машу, Гринев и Савельич отправились в Белогорскую крепость. По дороге они попали в руки разбойников. Их отвели к Пугачеву. Пугачев спросил куда это Гринев едет и с какой целью. Гринев честно рассказал Пугачеву о своих намерениях. Мол ему хотелось бы защитить осиротевшую девушку от притязаний Швабрина. Разбойники предложили отрубить голову и Гриневу и Швабрину. Но Пугачев решил все по-своему. Он пообещал Гриневу устроить его судьбу с Машей. Утром Пугачев и Гринев поехали в одной кибитке в Белогорскую крепость. По дороге Пугачев поделился с Гриневым своим желанием пойти на Москву: «…улица моя тесна; воли мне мало. Ребята мои умничают. Они воры. Мне должно держать ухо востро; при первой неудаче они свою шею выкупят моею головою «. Еще по дороге Пугачев успел рассказать калмыцкую сказку про ворона, что жил 300 лет, но питался падалью и про орла, предпочитающего голод падали: «лучше раз напиться живой кровью «.

Глава 12. Сирота.

Приехав в Белогорскую крепость, Пугачев узнал, что Швабрин издевался над Машей и морил ее голодом. Тогда Пучев пожелал от имени государя обвенчать Гринева и Машу немедленно. Тогда Швабрин рассказал Пугачеву, что Маша никакая не племянница попадье, а дочь капитана Миронова. Но Пугачев оказался великодушным человеком: «казнить, так казнить, жаловать, так жаловать » и отпустил Машу и Гринева.

Глава 13. Арест

Пугачев вручил Петру пропуск. Поэтому влюбленные могли свободно проходить все заставы. Но однажды застава императорских солдат была принята за пугачевские и это послужило поводом для ареста Гринева. Солдаты отвели Петра к своему начальнику, в котором Гринев узнал Зурина. Петр поведал свою историю старому знакомому и тот поверил Гриневу. Зурин предложил отложить свадьбу и отправить Машу в сопровождении Савельича к своим родителям, а самому Гриневу остаться на службе, как того требовал офицерский долг. Гринев внял предложению Зурина. Пугачев со временем был разбит, но не пойман. Предводителю удалось бежать в Сибирь и собрать новую шайку. Пугачева всюду разыскивали. В конце концов он все-таки был пойман. Но тут Зурин получил приказ арестовать Гринева и отправить в Следственную комиссию по делу Пугачева.

Глава 14. Суд.

Гринева арестовали из-за доноса Швабрина. Швабрин утверждал, что Петр Гринев служил Пугачеву. Гринев побоялся вмешивать в эту историю Машу. Ему не хотелось, чтобы ее мучили допросами. Поэтому Гринев не смог оправдать себя. Императрица заменила смертную казнь ссылкой в Сибирь только благодаря заслугам отца Петра. Отец был угнетен случившимся. Это был позор для рода Гриневых. Маша поехала в Петербург с целью поговорить с императрицей. Так получилось, что однажды Маша гуляла рано утром в саду. Во время прогулки она встретила незнакомую женщину. Они разговорились. Женщина попросила представиться Машу и та ответила, что она дочь капитана Миронова. Женщина сразу очень заинтересовалась Машей и попросила Машу рассказать с какой целью она прибыла в Петербург. Маша сказала, что приехала к государыне, чтобы просить милости за Гринева, т.к.он не смог оправдаться на суде из-за нее. Женщина сказала, что она бывает при дворе и обещает Маше помочь. Она приняла у Маши письмо, адресованное государыне и спросила где Маша остановилась. Маша ответила. На этом они расстались. Не успела Маша выпить чаю после прогулки, как во двор въехала дворцовая карета. Посланный просил Машу немедленно отправиться во дворец, т.к. ее требует к себе императрица. Во дворце Маша узнала в государыне свою утреннюю собеседницу. Гринев был помилован, Маше было выдано состояние. Маша и Петр Гринев поженились. Гринев присутствовал во время казни Емельяна Пугачева. «Он присутствовал при казни Пугачева, который узнал его в толпе и кивнул ему головой, которая через минуту, мертвая и окровавленная, показана была народу «

Таково краткое содержание по главам повести Пушкина «Капитанская дочка «

Удачи на экзаменах и пятерок за сочинения!

Давно, очень давно (так начала моя бабушка свою повесть), в то время, когда мне было еще не более шестнадцати лет, жили мы - я и покойный мой батюшка - в крепости Нижне-озерной, на Оренбургской линии. Надобно тебе сказать, что эта крепость нисколько не походила ни на здешний город Симбирск, ни на тот уездный городок, в который ты, дитя мое, ездил прошлого года: она была так невелика, что и пятилетний ребенок не устал бы обежавши ее вокруг; домы в ней были все маленькие, низенькие, по большей части сплетенные из прутьев, обмазанные глиною, покрытые соломою и огороженные плетнями. Но Нижне-озерная не походила также и на деревню твоего батюшки, потому что эта крепость имела в себе, кроме избушек на курьих ножках, - старую деревянную церковь, довольно большой и столь же старый дом крепостного начальника, караульню и длинные бревенчатые хлебные магазейны. К тому же крепость наша с трех сторон была обнесена бревенчатым тыном, с двумя воротами и с востренькими башенками по углам, а четвертая сторона плотно примыкала к Уральскому берегу, крутому, как стена, и высокому, как здешний собор. Мало того, что Нижнеозерная была так хорошо обгорожена: в ней находились две или три старые чугунные пушки, да около полусотни таких же старых и закоптелых солдат, которые хотя и были немножко дряхленьки, но все-таки держались на своих ногах, имели длинные ружья и тесаки, и после всякой вечерней зари бодро кричали: с богом ночь начинается . Хотя нашим инвалидам редко удавалось показывать свою храбрость, однако ж нельзя было обойтись и без них; потому что тамошняя сторона была в старину весьма беспокойна: в ней то бунтовали башкирцы, то разбойничали киргизцы - все неверные бусурманы, лютые как волки и страшные как нечистые духи. Они не только что захватывали в свой поганый плен христианских людей и отгоняли христианские табуны; но даже подступали иногда к самому тыну нашей крепости, грозя всех нас порубить и пожечь. В таких случаях солдатушкам нашим было довольно работы: по целым дням отстреливались они от супостатов с маленьких башенок и сквозь щели старого тына. Покойный мой батюшка (получивший капитанский чин еще при блаженной памяти императрице Елисавете Петровне) командовал как этими заслуженными стариками, так и прочими жителями Нижнеозерной - отставными солдатами, казаками и разночинцами; короче сказать, он был по-нынешнему комендантом, а по-старинному командиром крепости. Батюшка мой (помяни господи душу его в царстве небесном) был человек старого века: справедлив, весел, разговорчив, называл службу матерью, а шпагу сестрою - и во всяком деле любил настоять на своем. Матушки у меня уже не было. Бог взял ее к себе, прежде нежели я выучилась выговаривать ее имя. Итак, в большом командирском доме, о котором я тебе говорила, жили только батюшка, да я, да несколько старых денщиков и служанок. Ты, может быть, подумаешь, что в таком захолустье было нам весьма скучно. Ничего не бывало! Время и для нас так же скоро катилось, как и для всех христиан православных. Привычка, дитя мое, украшает всякую долю, если только в голову не заберется всегдашняя мысль, что там хорошо, где нас нет , как говорит пословица. К тому же скука привязывается по большей части к людям праздным; а мы с батюшкой редко сиживали поджав руки. Он или учил своих любезных солдат (видно, что солдатской-то науке надобно учиться целый свой век!), или читал священные книги, хотя, правду сказать, это случалось довольно редко, потому что покойник-свет (дай ему бог царство небесное) был учен по-старинному, и сам бывало говаривал в шутку, что грамота ему не далась, как турку пехотная служба. Зато уж он был великий хозяин - и за работами в поле присматривал все своим глазом, так что в летнюю пору проводил бывало целые божие дни на лугах и на пашнях. Надобно тебе сказать, дитя мое, что как мы, так и прочие жители крепости сеяли хлеба и косили сена - немного, не так, как крестьяне твоего батюшки, но столько, сколько нам было нужно для домашнего обихода. Об опасности, в какой мы тогда жили, ты можешь судить по тому, что земледельцы наши работали в поле не иначе, как под прикрытием значительного конвоя, который должен был защищать их от нападений киргизцев, беспрестанно рыскавших около линии, подобно волкам голодным. Потому-то присутствие батюшки моего при полевых работах было нужно не только для одной их успешности, но и для безопасности работающих. Ты видишь, дитя мое, что у батюшки моего было довольно занятий. Что же касается до меня, то и я не убивала времени напрасно. Без похвальбы скажу, что, несмотря на мою молодость, я была настоящею хозяйкою в доме, распоряжалась и в кухне и в погребе, а иногда за отсутствием батюшки, и на самом дворе. Платье для себя (о модных магазинах у нас и не слыхивали) шила я сама; а сверх того находила время починивать батюшкины кафтаны, потому что ротный портной Трофимов начинал уже от старости худо видеть, так что однажды (смешно, право, было) положил заплатку, мимо прорехи, на целое место. Успевая таким образом отправлять мои домашние делишки, я никогда не пропускала случая побывать в божием храме, если только наш отец Власий (прости ему, господи) не поленится бывало отправить божественную литургию. Впрочем, дитя мое, ты ошибаешься, если думаешь, что я и батюшка жили в четырех стенах одни, ни с кем не знаясь и не принимая к себе людей добрых. Правда, нам редко удавалось хаживать в гости; зато батюшка был большой хлебосол, а у хлебосола бывает ли без гостей? Каждый почти вечер собирались в нашу приемную горницу: старик порутчик, казачий старшина, отец Власий и еще кой-какие жители крепости - всех не припомню. Все они любили потягивать вишневку и домашнее пиво, любили потолковать и поспорить. Разговоры их, разумеется, были расположены не по книжному писанью, а так наобум: бывало, кому что придет в голову, тот то и мелет, потому что народ-то был все такой простой… Но о покойниках надобно говорить одно только хорошее, а наши старые собеседники давно, давно уже покоятся на кладбище.

В ту пору лев был сыт, хоть с роду он свиреп.
«Зачем пожаловать изволил в мой вертеп?» —
Спросил он ласково.

А. Сумароков.

Я оставил генерала и поспешил на свою квартиру. Савельич встретил меня с обыкновенным своим увещанием. «Охота тебе, сударь, переведываться с пьяными разбойниками! Боярское ли это дело? Не ровён час: ни за что пропадешь. И добро бы уж ходил ты на турку или на шведа, а то грех и сказать на кого». Я прервал его речь вопросом: сколько у меня всего-навсе денег? «Будет с тебя, — отвечал он с довольным видом. — Мошенники как там ни шарили, а я все-таки успел утаить». И с этим словом он вынул из кармана длинный вязаный кошелек, полный серебра. «Ну, Савельич, — сказал я ему, — отдай же мне теперь половину; а остальное возьми себе. Я еду в Белогорскую крепость». — Батюшка Петр Андреич! — сказал добрый дядька дрожащим голосом. — Побойся бога; как тебе пускаться в дорогу в нынешнее время, когда никуда проезду нет от разбойников! Пожалей ты хоть своих родителей, коли сам себя не жалеешь. Куда тебе ехать? Зачем? Погоди маленько: войска придут, переловят мошенников; тогда поезжай себе хоть на все четыре стороны. Но намерение мое было твердо принято. — Поздно рассуждать, — отвечал я старику. — Я должен ехать, я не могу не ехать. Не тужи, Савельич: бог милостив; авось увидимся! Смотри же, не совестись и не скупись. Покупай, что тебе будет нужно, хоть втридорога. Деньги эти я тебе дарю. Если через три дня я не ворочусь... — Что ты это, сударь? — прервал меня Савельич. — Чтоб я тебя пустил одного! Да этого и во сне не проси. Коли ты уж решился ехать, то я хоть пешком да пойду за тобой, а тебя не покину. Чтобы я стал без тебя сидеть за каменной стеною! Да разве я с ума сошел? Воля твоя, сударь, а я от тебя не отстану. Я знал, что с Савельичем спорить было нечего, и позволил ему приготовляться в дорогу. Через полчаса я сел на своего доброго коня, а Савельич на тощую и хромую клячу, которую даром отдал ему один из городских жителей, не имея более средств кормить ее. Мы приехали к городским воротам; караульные нас пропустили; мы выехали из Оренбурга. Начинало смеркаться. Путь мой шел мимо Бердской слободы, пристанища пугачевского. Прямая дорога занесена была снегом; но по всей степи видны были конские следы, ежедневно обновляемые. Я ехал крупной рысью. Савельич едва мог следовать за мною издали и кричал мне поминутно: «Потише, сударь, ради бога потише. Проклятая клячонка моя не успевает за твоим долгоногим бесом. Куда спешишь? Добро бы на пир, а то под обух, того и гляди... Петр Андреич... батюшка Петр Андреич!.. Не погуби!.. Господи владыко, пропадет барское дитя!» Вскоре засверкали бердские огни. Мы подъехали к оврагам, естественным укреплениям слободы. Савельич от меня не отставал, не прерывая жалобных своих молений. Я надеялся объехать слободу благополучно, как вдруг увидел в сумраке прямо перед собой человек пять мужиков, вооруженных дубинами: это был передовой караул пугачевского пристанища. Нас окликали. Не зная пароля, я хотел молча проехать мимо их; но они меня тотчас окружили, и один из них схватил лошадь мою за узду. Я выхватил саблю и ударил мужика по голове; шапка спасла его, однако он зашатался и выпустил из рук узду. Прочие смутились и отбежали; я воспользовался этой минутою, пришпорил лошадь и поскакал. Темнота приближающейся ночи могла избавить меня от всякой опасности, как вдруг, оглянувшись, увидел я, что Савельича со мною не было. Бедный старик на свой хромой лошади не мог ускакать от разбойников. Что было делать? Подождав его несколько минут и удостоверясь в том, что он задержан, я поворотил лошадь и отправился его выручать. Подъезжая к оврагу, услышал я издали шум, крики и голос моего Савельича. Я поехал скорее и вскоре очутился снова между караульными мужиками, остановившими меня несколько минут тому назад. Савельич находился между ими. Они стащили старика с его клячи и готовились вязать. Прибытие мое их обрадовало. Они с криком бросились на меня и мигом стащили с лошади. Один из них, по-видимому главный, объявил нам, что он сейчас поведет нас к государю. «А наш батюшка, — прибавил он, — волен приказать: сейчас ли вас повесить, али дождаться свету божия». Я не противился; Савельич последовал моему примеру, и караульные повели нас с торжеством. Мы перебрались через овраг и вступили в слободу. Во всех избах горели огни. Шум и крики раздавались везде. На улице я встретил множество народу; но никто в темноте нас не заметил и не узнал во мне оренбургского офицера. Нас привели прямо к избе, стоявшей на углу перекрестка. У ворот стояло несколько винных бочек и две пушки. «Вот и дворец, — сказал один из мужиков, — сейчас об вас доложим». Он вошел в избу. Я взглянул на Савельича; старик крестился, читая про себя молитву. Я дожидался долго; наконец мужик воротился и сказал мне: «Ступай: наш батюшка велел впустить офицера». Я вошел в избу, или во дворец, как называли ее мужики. Она освещена была двумя сальными свечами, а стены оклеены были золотою бумагою; впрочем, лавки, стол, рукомойник на веревочке, полотенце на гвозде, ухват в углу и широкий шесток, уставленный горшками, — все было как в обыкновенной избе. Пугачев сидел под образами, в красном кафтане, в высокой шапке и важно подбочась. Около него стояло несколько из главных его товарищей, с видом притворного подобострастия. Видно было, что весть о прибытии офицера из Оренбурга пробудила в бунтовщиках сильное любопытство и что они приготовились встретить меня с торжеством. Пугачев узнал меня с первого взгляду. Поддельная важность его вдруг исчезла. «А, ваше благородие! — сказал он мне с живостию. — Как поживаешь? Зачем тебя бог принес?» Я отвечал, что ехал по своему делу и что люди его меня остановили. «А по какому делу?» — спросил он меня. Я не знал, что отвечать. Пугачев, полагая, что я не хочу объясняться при свидетелях, обратился к своим товарищам и велел им выйти. Все послушались, кроме двух, которые не тронулись с места. «Говори смело при них, — сказал мне Пугачев, — от них я ничего не таю». Я взглянул наискось на наперсников самозванца. Один из них, тщедушный и сгорбленный старичок с седою бородкою, не имел в себе ничего замечательного, кроме голубой ленты, надетой через плечо по серому армяку. Но ввек не забуду его товарища. Он был высокого росту, дороден и широкоплеч, и показался мне лет сорока пяти. Густая рыжая борода, серые сверкающие глаза, нос без ноздрей и красноватые пятна на лбу и на щеках придавали его рябому широкому лицу выражение неизъяснимое. Он был в красной рубахе, в киргизском халате и в казацких шароварах. Первый (как узнал я после) был беглый капрал Белобородов; второй — Афанасий Соколов (прозванный Хлопушей), ссыльный преступник, три раза бежавший из сибирских рудников. Несмотря на чувства, исключительно меня волновавшие, общество, в котором я так нечаянно очутился, сильно развлекало мое воображение. Но Пугачев привел меня в себя своим вопросом: «Говори: по какому же делу выехал ты из Оренбурга?» Странная мысль пришла мне в голову: мне показалось, что провидение, вторично приведшее меня к Пугачеву, подавало мне случай привести в действо мое намерение. Я решился им воспользоваться и, не успев обдумать то, на что решался, отвечал на вопрос Пугачева: — Я ехал в Белогорскую крепость избавить сироту, которую там обижают. Глаза у Пугачева засверкали. «Кто из моих людей смеет обижать сироту? — закричал он. — Будь он семи пядень во лбу, а от суда моего не уйдет. Говори: кто виноватый?» — Швабрин виноватый, — отвечал я. — Он держит в неволе ту девушку, которую ты видел, больную, у попадьи, и насильно хочет на ней жениться. — Я проучу Швабрина, — сказал грозно Пугачев. — Он узнает, каково у меня своевольничать и обижать народ. Я его повешу. — Прикажи слово молвить, — сказал Хлопуша хриплым голосом. — Ты поторопился назначить Швабрина в коменданты крепости, а теперь торопишься его вешать. Ты уж оскорбил казаков, посадив дворянина им в начальники; не пугай же дворян, казня их по первому наговору. — Нечего их ни жалеть, ни жаловать! — сказал старичок в голубой ленте. — Швабрина сказнить не беда; а не худо и господина офицера допросить порядком: зачем изволил пожаловать. Если он тебя государем не признает, так нечего у тебя и управы искать, а коли признает, что же он до сегодняшнего дня сидел в Оренбурге с твоими супостатами? Не прикажешь ли свести его в приказную да запалить там огоньку: мне сдается, что его милость подослан к нам от оренбургских командиров. Логика старого злодея показалась мне довольно убедительною. Мороз пробежал по всему моему телу при мысли, в чьих руках я находился. Пугачев заметил мое смущение. «Ась, ваше благородие? — сказал он мне подмигивая. — Фельдмаршал мой, кажется, говорит дело. Как ты думаешь?» Насмешка Пугачева возвратила мне бодрость. Я спокойно отвечал, что я нахожусь в его власти и что он волен поступать со мною, как ему будет угодно. — Добро, — сказал Пугачев. — Теперь скажи, в каком состоянии ваш город. — Слава богу, — отвечал я, — все благополучно. — Благополучно? — повторил Пугачев. — А народ мрет с голоду! Самозванец говорил правду; но я по долгу присяги стал уверять, что все это пустые слухи и что в Оренбурге довольно всяких запасов. — Ты видишь, — подхватил старичок, — что он тебя в глаза обманывает. Все беглецы согласно показывают, что в Оренбурге голод и мор, что там едят мертвечину, и то за честь; а его милость уверяет, что всего вдоволь. Коли ты Швабрина хочешь повесить, то уж на той же виселице повесь и этого молодца, чтоб никому не было завидно. Слова проклятого старика, казалось, поколебали Пугачева. К счастию, Хлопуша стал противоречить своему товарищу. — Полно, Наумыч, — сказал он ему. — Тебе бы все душить да резать. Что ты за богатырь? Поглядеть, так в чем душа держится. Сам в могилу смотришь, а других губишь. Разве мало крови на твоей совести? — Да ты что за угодник? — возразил Белобородов. — У тебя-то откуда жалость взялась? — Конечно, — отвечал Хлопуша, — и я грешен, и эта рука (тут он сжал свой костливый кулак и, засуча рукава, открыл косматую руку), и эта рука повинна в пролитой христианской крови. Но я губил супротивника, а не гостя; на вольном перепутье, да в темном лесу, не дома, сидя за печью; кистенем и обухом, а не бабьим наговором. Старик отворотился и проворчал слова: «Рваные ноздри!»... — Что ты там шепчешь, старый хрыч? — закричал Хлопуша. — Я тебе дам рваные ноздри; погоди, придет и твое время; бог даст, и ты щипцов понюхаешь... А покамест смотри, чтоб я тебе бородишки не вырвал! — Господа енаралы! — провозгласил важно Пугачев. — Полно вам ссориться. Не беда, если б и все оренбургские собаки дрыгали ногами под одной перекладиной: беда, если наши кобели меж собою перегрызутся. Ну, помиритесь. Хлопуша и Белобородов не сказали ни слова и мрачно смотрели друг на друга. Я увидел необходимость переменить разговор, который мог кончиться для меня очень невыгодным образом, и, обратясь к Пугачеву, сказал ему с веселым видом: «Ах! я было и забыл благодарить тебя за лошадь и за тулуп. Без тебя я не добрался бы до города и замерз бы на дороге». Уловка моя удалась. Пугачев развеселился. «Долг платежом красен, — сказал он, мигая и прищуриваясь. — Расскажи-ка мне теперь, какое тебе дело до той девушки, которую Швабрин обижает? Уж не зазноба ли сердцу молодецкому? а?» — Она невеста моя, — отвечал я Пугачеву, видя благоприятную перемену погоды и не находя нужды скрывать истину. — Твоя невеста! — закричал Пугачев. — Что ж ты прежде не сказал? Да мы тебя женим и на свадьбе твоей попируем! — Потом, обращаясь к Белобородову: — Слушай, фельдмаршал! Мы с его благородием старые приятели; сядем-ка да поужинаем; утро вечера мудренее. Завтра посмотрим, что с ним сделаем. Я рад был отказаться от предлагаемой чести, но делать было нечего. Две молодые казачки, дочери хозяина избы, накрыли стол белой скатертью, принесли хлеба, ухи и несколько штофов с вином и пивом, и я вторично очутился за одною трапезою с Пугачевым и с его страшными товарищами. Оргия, коей я был невольным свидетелем, продолжалась до глубокой ночи. Наконец хмель начал одолевать собеседников. Пугачев задремал, сидя на своем месте; товарищи его встали и дали мне знак оставить его. Я вышел вместе с ними. По распоряжению Хлопуши, караульный отвел меня в приказную избу, где я нашел и Савельича и где меня оставили с ним взаперти. Дядька был в таком изумлении при виде всего, что происходило, что не сделал мне никакого вопроса. Он улегся в темноте и долго вздыхал и охал; наконец захрапел, а я предался размышлениям, которые во всю ночь ни на одну минуту не дали мне задремать. Поутру пришли меня звать от имени Пугачева. Я пошел к нему. У ворот его стояла кибитка, запряженная тройкою татарских лошадей. Народ толпился на улице. В сенях встретил я Пугачева: он был одет по-дорожному, в шубе и в киргизской шапке. Вчерашние собеседники окружали его, приняв на себя вид подобострастия, который сильно противуречил всему, чему я был свидетелем накануне. Пугачев весело со мною поздоровался и велел мне садиться с ним в кибитку. Мы уселись. «В Белогорскую крепость!» — сказал Пугачев широкоплечему татарину, стоя правящему тройкою. Сердце мое сильно забилось. Лошади тронулись, колокольчик загремел, кибитка полетела... «Стой! стой!» — раздался голос, слишком мне знакомый, — и я увидел Савельича, бежавшего нам навстречу. Пугачев велел остановиться. «Батюшка, Петр Андреич! — кричал дядька. — Не покинь меня на старости лет посреди этих мошен...» — «А, старый хрыч! — сказал ему Пугачев. — Опять бог дал свидеться. Ну, садись на облучок». — Спасибо, государь, спасибо, отец родной! — говорил Савельич усаживаясь. — Дай бог тебе сто лет здравствовать за то, что меня старика призрил и успокоил. Век за тебя буду бога молить, а о заячьем тулупе и упоминать уж не стану. Этот заячий тулуп мог наконец не на шутку рассердить Пугачева. К счастию, самозванец или не расслыхал, или пренебрег неуместным намеком. Лошади поскакали; народ на улице останавливался и кланялся в пояс. Пугачев кивал головою на обе стороны. Через минуту мы выехали из слободы и помчались по гладкой дороге. Легко можно себе представить, что чувствовал я в эту минуту. Через несколько часов должен я был увидеться с той, которую почитал уже для меня потерянною. Я воображал себе минуту нашего соединения... Я думал также и о том человеке, в чьих руках находилась моя судьба и который по странному стечению обстоятельств таинственно был со мною связан. Я вспоминал об опрометчивой жестокости, о кровожадных привычках того, кто вызывался быть избавителем моей любезной! Пугачев не знал, что она была дочь капитана Миронова; озлобленный Швабрин мог открыть ему все; Пугачев мог проведать истину и другим образом... Тогда что станется с Марьей Ивановной? Холод пробегал по моему телу, и волоса становились дыбом... Вдруг Пугачев прервал мои размышления, обратясь ко мне с вопросом: — О чем, ваше благородие, изволил задуматься? — Как не задуматься, — отвечал я ему. — Я офицер и дворянин; вчера еще дрался противу тебя, а сегодня еду с тобой в одной кибитке, и счастие всей моей жизни зависит от тебя. — Что ж? — спросил Пугачев. — Страшно тебе? Я отвечал, что, быв однажды уже им помилован, я надеялся не только на его пощаду, но даже и на помощь. — И ты прав, ей-богу прав! — сказал самозванец. — Ты видел, что мои ребята смотрели на тебя косо; а старик и сегодня настаивал на том, что ты шпион и что надобно тебя пытать и повесить; но я не согласился, — прибавил он, понизив голос, чтоб Савельич и татарин не могли его услышать, — помня твой стакан вина и заячий тулуп. Ты видишь, что я не такой еще кровопийца, как говорит обо мне ваша братья. Я вспомнил взятие Белогорской крепости; но не почел нужным его оспоривать и не отвечал ни слова. — Что говорят обо мне в Оренбурге? — спросил Пугачев, помолчав немного. — Да, говорят, что с тобою сладить трудновато; нечего сказать: дал ты себя знать. Лицо самозванца изобразило довольное самолюбие. — Да! — сказал он с веселым видом. — Я воюю хоть куда. Знают ли у вас в Оренбурге о сражении под Юзеевой? Сорок енаралов убито, четыре армии взято в полон. Как ты думаешь: прусский король мог ли бы со мною потягаться? Хвастливость разбойника показалась мне забавна. — Сам как ты думаешь? — сказал я ему, — управился ли бы ты с Фридериком? — С Федор Федоровичем? А как же нет? С вашими енаралами ведь я же управляюсь; а они его бивали. Доселе оружие мое было счастливо. Дай срок, то ли еще будет, как пойду на Москву. — А ты полагаешь идти на Москву? Самозванец несколько задумался и сказал вполголоса: — Бог весть. Улица моя тесна; воли мне мало. Ребята мои умничают. Они воры. Мне должно держать ухо востро; при первой неудаче они свою шею выкупят моею головою. — То-то! — сказал я Пугачеву. — Не лучше ли тебе отстать от них самому, заблаговременно, да прибегнуть к милосердию государыни? Пугачев горько усмехнулся. — Нет, — отвечал он, — поздно мне каяться. Для меня не будет помилования. Буду продолжать как начал. Как знать? Авось и удастся! Гришка Отрепьев ведь поцарствовал же над Москвою. — А знаешь ты, чем он кончил? Его выбросили из окна, зарезали, сожгли, зарядили его пеплом пушку и выпалили! — Слушай, — сказал Пугачев с каким-то диким вдохновением. — Расскажу тебе сказку, которую в ребячестве мне рассказывала старая калмычка. Однажды орел спрашивал у ворона: скажи, ворон-птица, отчего живешь ты на белом свете триста лет, а я всего-навсе только тридцать три года? — Оттого, батюшка, отвечал ему ворон, что ты пьешь живую кровь, а я питаюсь мертвечиной. Орел подумал: давай попробуем и мы питаться тем же. Хорошо. Полетели орел да ворон. Вот завидели палую лошадь; спустились и сели. Ворон стал клевать да похваливать. Орел клюнул раз, клюнул другой, махнул крылом и сказал ворону: нет, брат ворон; чем триста лет питаться падалью, лучше раз напиться живой кровью, а там что бог даст! — Какова калмыцкая сказка? — Затейлива, — отвечал я ему. — Но жить убийством и разбоем значит по мне клевать мертвечину. Пугачев посмотрел на меня с удивлением и ничего не отвечал. Оба мы замолчали, погрузясь каждый в свои размышления. Татарин затянул унылую песню; Савельич, дремля, качался на облучке. Кибитка летела по гладкому зимнему пути... Вдруг увидел я деревушку на крутом берегу Яика, с частоколом и с колокольней — и через четверть часа въехали мы в Белогорскую крепость.

Капитанская дочка

1836

Глава I. Сержант гвардии	286
Глава II. Вожатый	294
Глава III. Крепость	304
Глава IV. Поединок	310
Глава V. Любовь	319
Глава VI. Пугачевщина	327
Глава VII. Приступ	337
Глава VIII. Незваный Гость	344
Глава IX. Разлука	352
Глава X. Осада города	357
Глава XI. Мятежная слобода	365
Глава XII. Сирота	376
Глава XIII. Арест	383
Глава XIV. Суд	390
Приложение. Пропущенная глава	401
Полный текст

О произведении

Последняя прозаическая работа Пушкина - история любви и спасения на фоне беспощадного бунта.

Отзывы

Мысль о романе, который бы поведал простую, безыскусственную повесть пряморусской жизни, занимала его в последнее время неотступно. Он бросил стихи единственно затем, чтобы не увлечься ничем по сторонам и быть проще в описаньях, и самую прозу упростил он до того, что даже не нашли никакого достоинства в первых повестях его. Пушкин был этому рад и написал Капитанскую дочь, решительно лучшее русское произведенье в повествовательном роде. Сравнительно с Капитанской дочкой все наши романы и повести кажутся приторной размазней. Чистота и безыскуственность взошли в ней на такую высокую степень, что сама действительно кажется перед нею искусственной и карикатурной. В первый раз выступили истинно русские характеры: простой комендант крепости, капитанша, поручик; сама крепость с единственной пушкой, бестолковщина времени и простое величие простых людей, всё - не только самая правда, но еще как бы лучше ее. Так оно и быть должно: на то и призванье поэта, чтобы из нас же взять нас и нас же возвратить нам в очищенном и лучшем виде.

«Капитанская дочка» - нечто вроде «Онегина» в прозе. Поэт изображает в ней нравы русского общества в царствование Екатерины. Многие картины, по верности, истине содержания и мастерству изложения, - чудо совершенства. <...> Ничтожный, бесцветный характер героя повести и его возлюбленной Марьи Ивановны и мелодраматический характер Швабрина хотя принадлежат к резким недостаткам повести, однако ж не мешают ей быть одним из замечательных произведений русской литературы.

«История Пугачевского бунта» по языку очень хороша, но по скудости материалов, коими мог пользоваться сочинитель, в историческом отношении недостаточна; зато картинную сценическую сторону любопытной эпохи схватил он и представил мастерски в «Капитанской дочке»; сия повесть, пусть и побочная, но все-таки родная сестра «Евгению Онегину»: одного отца дети, и во многом сходны между собою. Другие маленькие романы его не так отличны, но все умны, натуральны и приманчивы...

Пушкин был историком там, где не думал быть им и где часто не удается стать им настоящему историку. «Капитанская дочка» была написана между делом, среди работ над пугачевщиной, но в ней больше истории, чем в «Истории пугачевского бунта», которая кажется длинным объяснительным примечанием к роману.

Историческое беспристрастие, полное отсутствие каких-либо патриотических славословий и трезвый реализм видите вы... в «Капитанской дочке» Пушкина. ...здесь нет героя в том пошлом виде безукоризненно идеального молодого человека, блещущего всеми и материальными, и умственными доблестями, в каком подобный герой подвизался в то время во всех романах... Гринев... Это самый заурядный помещичий сынок 18-го века, не особенно далекий, не Бог весть как образованный, отличающийся всего на всего доброю душою и нежным сердцем. <...>

Здесь <...> Пушкин является перед нами не только реалистом вообще, но и натуралистом в том смысле, что <...> перед вами развертывается картина жизни не каких-либо идеальных и эксцентрических личностей, а самых заурядных людей; вы переноситесь в обыденную массовую жизнь 18-ого века и видите, как эта жизнь текла день за день со всеми своими мелкими будничными интересами. <...> Перенесясь за сто лет назад к его «Капитанской дочке», вы отнюдь не попадаете в какой-то сказочный мир, а видите все ту же самую жизнь, которая, катясь год, за год, докатилась и до сего дня.

Но верх художественного совершенства по строгой, трезвой реальности, историческому беспристрастию и глубине понимания бесспорно представляет собою образ самого Пугачева. <...> Ему и Пугачева удалось свести на почву осязательной и будничной действительности. Правда, является он на сцену романа не без поэтичности: словно какой-то мифический дух грозы и бури, он внезапно вырисовывается перед читателем из мутной мглы бурана, но вырисовывается вовсе не для того, чтобы сразу поразить вас, как нечто выдающееся и необыкновенное. Является он простым беглым казаком, полураздетым бродягою, только что пропившим в кабаке последний свой тулуп <...> .

Таким же является Пугачев и в дальнейшем развитии романа. Это вовсе не злодей и не герой, вовсе не человек, устрашающий и увлекающий толпу обаянием какой-нибудь грозной и бездонной мрачности своей титанической натуры, и тем более отнюдь не фанатик, сознательно стремившийся к раз намеченной цели. До самого конца романа он остается все тем же случайным степным бродягою и добродушным плутом. При иных обстоятельствах из него вышел бы самый заурядный конокрад; но исторические обстоятельства внезапно сделали из него совершенно неожиданно для него самого самозванца, и он слепо влечется силою этих обстоятельств, причем вовсе не он ведет за собою толпу, а толпа влечет его...

В 1836 году Александром Сергеевичем Пушкиным была написана повесть «Капитанская дочка», которая явилась историческим описанием пугачевского восстания. В своём произведении Пушкин основывался на реальных событиях 1773-1775 годов, когда под предводительством Емельяна Пугачева (Лжецаря Петра Фёдоровича) яицкие казаки, взявшие себе в услужники беглых каторжников, воров и злодеев, начали крестьянскую войну. Петр Гринёв и Мария Миронова – персонажи вымышленные, но в их судьбах очень правдиво отражено горестное время жестокой гражданской войны.

Свою повесть Пушкин оформил в реалистичной форме в виде записок из дневника главного героя Петра Гринева, сделанных через годы после восстания. Лирика произведения интересна подачей – Гринев пишет своё дневник в зрелом возрасте, переосмыслив всё пережитое. На момент восстания, он был молодым дворянином, верным своей Императрице. На бунтовщиков он смотрел, как на дикарей, которые с особой жестокостью воюют против русского народа. В ходе повествования видно, как бессердечный атаман Пугачёв, десятками казнящий честных офицеров, со временем волею судьбы завоевывает расположение в сердце Гринева и обретает в его глазах искорки благородства.

Глава 1. Сержант гвардии

В начале повести главный герой Петр Гринев рассказывает читателю о своей молодой жизни. Он – единственный выживший из 9 детей отставного майора и бедной дворянки, жил в барской семье среднего достатка. Воспитанием молодого барина фактически занимался старый слуга. Образование Петра было низким, поскольку отец его, отставной майор, нанял в качестве гувернера французского парикмахера Бопре, ведущего аморальный образ жизни. За пьянство и развратные действия его выгнали из имения. А 17-летнего Петрушу отец решил по старым связям отправить на службу в Оренбург (вместо Петербурга, куда он должен был пойти служить в гвардию) и прикрепил к нему для присмотра старого слугу Савельича. Петруша расстроился, ведь вместо гулянок в столице его ждало унылое существование в глуши. Во время остановки в пути молодой барин завел знакомство с повесой-ротмистром Зуриным, из-за которого под предлогом обучения втянулся играть в бильярд. Затем Зурин предложил играть на деньги и в результате Петруша проиграл целых 100 рублей – большие деньги на то время. Савельич, будучи хранителем барской «казны», против того, чтобы Петр платил долг, но барин настаивает. Слуга возмущается, но деньги отдаёт.

Глава 2. Вожатый

В конце концов, Петр стыдится своего проигрыша и обещает Савельичу больше не играть на деньги. Впереди их ждёт длинная дорога, и слуга прощает барина. Но из-за неблагоразумия Петруши они опять попадают в беду – надвигающийся буран не смутил молодца и он приказал ямщику не возвращаться. В итоге они сбились с пути и чуть не замерзли. На удачу им повстречался незнакомец, который помог заблудившимся путникам выйти к постоялому двору.

Гринёв вспоминает, как тогда ему, уставшему с дороги, приснился в кибитке сон, названный им пророческим: он видит свой дом и мать, которая говорит, что отец при смерти. Затем он видит незнакомого мужика с бородой в кровати отца, а мать говорит, что он её названный муж. Незнакомец хочет дать «отцовское» благословение, но Петр отказывается и тогда мужик берется за топор, и вокруг появляются трупы. Петра он не трогает.

Они подъезжают к постоялому двору, напоминающему воровское пристанище. Незнакомец, замерзший в стужу в одном армяке, просит у Петруши вина, и тот угощает его. Между мужиком и хозяином дома состоялся странный разговор на воровском языке. Петр не понимает смысла, но всё услышанное кажется ему очень странным. Уезжая из ночлежки, Петр к очередному недовольству Савельича отблагодарил провожатого, пожаловав ему заячий тулупчик. На что незнакомец раскланялся, сказав, что век не забудет такой милости.

Когда Петр добирается, наконец, до Оренбурга, сослуживец его отца, прочитав сопроводительное письмо с наказом держать молодца «в ежовых рукавицах», отправляет его служить в Белгородскую крепость – ещё большую глушь. Это не могло не расстроить Петра, уже давно мечтавшего о гвардейском мундире.

Глава 3. Крепость

Хозяином Белгородского гарнизона был Иван Кузьмич Миронов, но заправляла всем фактически его жена - Василиса Егоровна. Простые и душевные люди сразу понравились Гриневу. У немолодой четы Мироновых была дочь Маша, но пока их знакомство не состоялось. В крепости (которая оказалась простой деревушкой) Петр знакомится с молодым поручиком Алексеем Ивановичем Швабриным, которого сослали сюда из гвардии за дуэль, закончившуюся смертью противника. Швабрин, имея привычку нелестно отзываться об окружающих, частенько язвительно говорил о Маше, дочери капитана, выставляя её полной дурочкой. Затем Гринев сам знакомится с дочерью командира и ставит под сомнение высказывания поручика.

Глава 4. Поединок

По своей натуре добрый и благодушный Гринев всё теснее начал дружить с комендантом и его семьей, а от Швабрина отдалился. Дочь капитана Маша, не имела приданного, но оказалась очаровательной девушкой. Колкие замечания Швабрина не нравились Петру. Окрыленный мыслями о молодой девушке тихими вечерами он начал писать к ней стихи, содержанием которых делился с другом. Но тот высмеивал его, и ещё пуще начинал унижать достоинство Маши, уверяя, что она придёт ночью к тому, кто подарит ей пару сережек.

В итоге друзья поссорились, и дело дошло до дуэли. Василиса Егоровна, жена коменданта, узнала о поединке, но дуэлянты сделали вид, что помирились, решив отложить встречу на следующий день. Но утром, только они успели обнажить шпаги, Иван Игнатьич и 5 инвалидов вывели под конвой к Василисе Егоровне. Отчитав, как следует, она их отпустила. Вечером Маша, растревоженная вестью о дуэли, рассказала Петру о неудачном сватовстве к ней Швабрина. Теперь Гринев понял его мотивы поведения. Дуэль всё же состоялась. Уверенный фехтовальщик Петр, наученный хоть чему-то путному гувернером Бопре, оказался сильным противником для Швабрина. Но на дуэли появился Савельич, Петр на секунду замешкался и в итоге получил ранение.

Глава 5. Любовь

Раненного Петра выхаживали его слуга и Маша. В итоге дуэль сблизила молодых людей, и они воспылали взаимной любовью друг к другу. Желая жениться на Маше, Гринёв шлёт родителям письмо.

Со Швабриным Гринев помирился. Отец Петра, узнав о дуэли и не желая слышать о женитьбе, пришёл в ярость и прислал сыну гневное письмо, где угрожал переводом из крепости. В недоумении, как отец мог узнать о дуэли, Петр набросился с обвинениями на Савельича, но тот и сам получил письмо с недовольством хозяина. Гринев находит лишь один ответ – о дуэли сообщил Швабрин. Отказ отца в благословении не меняет намерений Петра, но Маша не согласна тайно выходить замуж. На время они отдаляются друг от друга, а Гринев понимает, что несчастная любовь может лишить его разума и привести к распутству.

Глава 6. Пугачевщина

В Белгородской крепости начинается беспокойство. Капитан Миронов получает приказ от генерала подготовить крепость к нападению бунтовщиков и разбойников. Емельян Пугачев, назвавший себя Петром III, бежал из под стражи и наводил ужас на окрестности. По слухам он уже захватил несколько крепостей и подбирался к Белгороду. Рассчитывать на победу с 4 офицерами и армейскими «инвалидами» не приходилось. Встревоженный слухами о захвате соседней крепости и казни офицеров, капитан Миронов решил отправить Машу и Василису Егоровну в Оренбург, где крепость крепче. Жена капитана высказывается против отъезда, и решает не оставлять мужа в трудную минуту. Маша прощается с Петром, но уехать из крепости ей не удаётся.

Глава 7. Приступ

У стен крепости появляется атаман Пугачев и предлагает сдаться без боя. Комендант Миронов, узнав о предательстве урядника и нескольких казаков, примкнувших к клану повстанцев, не соглашается на предложение. Он наказывает жене переодеть Машу в простолюдинку и отвести в хату попа, а сам открывает огонь по мятежникам. Бой заканчивается захватом крепости, которая вместе с городом переходит в руки Пугачёва.

Прямо у дома коменданта Пугачёв учиняет расправу над теми, кто отказался дать ему присягу. Он приказывает казнить капитана Миронова и поручика Ивана Игнатьича. Гринев решает, что он не будет присягать разбойнику и примет честную смерть. Однако тут к Пугачёву подходит Швабрин и шепчет что-то на ухо. Атаман решает не просить присяги, приказывая повесить всех троих. Но старый верный слуга Савельич бросается в ноги к атаману и тот соглашается помиловать Гринёва. Рядовые солдаты и жители города принимают присягу верности Пугачёву. Как только закончилась присяга, Пугачёв решил отобедать, но казаки вытащили из комендантского дома, где грабили добро, за волосы нагую Василису Егоровну, которая голосила по мужу и кляла каторжника. Атаман приказал убить её.

Глава 8. Незваный гость

Сердце Гринева не на месте. Он понимает, что если солдаты узнают, что Маша здесь и жива, ей не избежать расправы, тем более что Швабрин принял сторону повстанцев. Он знает, что любимая скрывается в доме у попадьи. Вечером пришли казаки, присланные отвести его к Пугачеву. Хоть Петр и не принял предложения Лжецаря о всяческих почестях за присягу, разговор между мятежником и офицером состоялся доброжелательный. Пугачев помнил добро и теперь даровал в ответ Петру свободу.

Глава 9. Разлука

Наутро Пугачев при народе подозвал к себе Петра и сказал, чтобы тот отправился в Оренбург и сообщил о его наступлении через неделю. Савельич стал хлопотать о разграбленном имуществе, но злодей сказал, что пустит его за такую наглость самого на тулупы. Гринев и его слуга покидают Белогорск. Пугачев назначает Швабрина комендантом, а сам отправляется на очередные подвиги.

Петр и Савельич идут пешком, но их догнал один из шайки Пугачева и сказал, что его величество жалует им коня и тулуп, да полтину, но он её, мол, потерял.
Маша слегла и лежала в бреду.

Глава 10. Осада города

Приехав в Оренбург Гринев сразу доложил о деяниях Пугачева в Белгородской крепости. Собрался совет, на котором все кроме Петра проголосовали за оборону, а не нападение.

Начинается долгая осада – голод и нужда. Петр на очередной вылазке в стан противника получает от Маши письмо, в котором она молит спасти её. Швабрин желает на ней жениться и держит в плену. Гринёв идёт к генералу с просьбой дать пол роты солдат на спасение девушки, на что получает отказ. Тогда Петр решается в одиночку выручить любимую.

Глава 11. Мятежная слобода

По дороге в крепость Петр попадает в караул Пугачева и его ведут на допрос. Гринев честно обо всем рассказывает о своих планах смутьяну и говорит, что он волен сделать с ним, что угодно. Советники-головорезы Пугачева предлагают казнить офицера, но тот говорит, «миловать, так уж миловать».

Вместе с разбойничьим атаманом Петр едет в Белгородскую крепость, в дороге они ведут беседу. Мятежник говорит о том, что хочет идти на Москву. Петр в сердце жалеет его, упрашивая сдаться на милость государыне. Но Пугачев знает, что уже поздно, и говорит, будь что будет.

Глава 12. Сирота

Швабрин держит девушку на воде и хлебе. Пугачев милует самовольца, но от Швабрина узнает, что Маша – дочь неприсягнувшего коменданта. Сначала он в ярости, но Петр своей чистосердечностью и на этот раз добивается благосклонности.

Глава 13. Арест

Пугачев даёт Петру пропуск во все заставы. Счастливые влюбленные едут в родительский дом. Они спутали армейский конвой с пугачевскими изменниками и попали под арест. В начальнике заставы Гринев узнал Зурина. Он рассказал, что едет домой жениться. Тот отговаривает его, заверяя остаться на службе. Петр и сам понимает, что его зовет долг. Он отправляет Машу и Савельича к родителям.

Боевые действия подоспевших на выручку отрядов разбили разбойничьи планы. Но Пугачева не могли поймать. Потом пошли слухи, что он свирепствует в Сибири. Отряд Зурина отправляют на подавление очередной вспышки. Гринёв вспоминает несчастные деревни, разграбленные дикарями. Войскам приходилось отбирать то, что люди смогли сберечь. Пришло известие, что Пугачев пойман.

Глава 14. Суд

Гринев по доносу Швабрина был арестован, как изменник. Он не смог оправдаться любовью, боясь, что Маша тоже подвергнется допросам. Императрица, учитывая заслуги отца, миловала его, но приговорила к пожизненной ссылке. Отец был в ударе. Маша решилась ехать в Петербург и просить Императрицу за любимого.

Волею судьбы Мария встречается ранним осенним утром с Императрицей и рассказывает ей всё, не зная, с кем говорит. Тем же утром за ней в дом светской дамы, где устроилась на время Маша, прислали извозчика с приказом доставить дочь Миронова во дворец.

Там Маша увидела Екатерину II и узнала в ней свою собеседницу.

Гринева освободили от каторги. Пугачева казнили. Стоя на плахе в толпе он увидел Гринева и кивнул.

Воссоединенные любящие сердца продолжили род Гринёвых, а в их Симбирской губернии под стеклом хранилось письмо Екатерины II с помилованием Петра и похвалой Марии за ум и доброе сердце.